Солнце Моей Жизни (СИ). Страница 2
Я жила в Нью Йорке уже почти год, но так и не привыкла к местному метро. Обшарпанные станции, грязь и ужасные запахи. Отсутствие вентиляции делало пребывание в душном вагоне просто невыносимым! По сравнению с Нью Йоркским, метро в Москве просто сказка. Я долго привыкала к новой транспортной системе, особенно к отсутствию кольцевых линий. Метро в Нью Йорке как первый круг преисподней в Божественной комедии Данте — выжить можно, но ты всё равно понимаешь, что находишься в аду.
За исключением ужасной транспортной системы, мне в Нью Йорке очень нравилось. Этот город покорял своей бешеной энергетикой. Он встраивал тебя в свою систему, не задавая лишних вопросов. Будто конвейер по переработке мусора — сортировал бумагу к бумаге, стекло к стеклу. И вот ты уже едешь в своём контейнере дальше, чтобы тебя переплавили во что-то новое. Плавильный котёл наций. Так его называют.
Мне очень хотелось поскорее избавиться от прежней себя и распрощаться с воспоминаньями из прошлой жизни. Я даже сменила цвет волос, превратившись теперь в яркую блондинку, оставила позади старый образ серой мышки с естественными русыми локонами.
Я жила вместе со своей университетской подругой Лией. Теперь, когда я тоже была блондинкой мы стали похожи внешне куда больше, чем раньше. Обе стройные со светлой фарфоровой кожей — нас часто принимали за сестёр. Я выглядела моложе своих двадцати трёх, и когда мы с Лией устраивали тур по барам, мне всегда приходилось брать с собой удостоверение личности. Моё детское лицо постоянно вводило барменов и администраторов ночных клубов в заблуждение. Мы с Лией очень активно навёрстывали два года, проведённых врозь. Я превратила выходные загулы почти в профессию, со страстью отдаваясь незамысловатой музыке и очередному джину с тоником. Со стороны, наверное, казалось, будто я жаждала развлечений и приключений, но на самом деле мне хотелось лишь забытья. Несмотря на то, что мы с Лией всегда уходили домой без кавалеров, приключения всё равно находили нас. Порой, нам даже приходилось уносить ноги от грубоватых ухажёров.
Лия периодически пыталась подбить меня на знакомства, или даже двойные свидания. Но всё это было бесполезно. Во мне будто бы погас свет. Я не могла, или не хотела ничего чувствовать. Ощущала себя ледоколом, который намертво вмёрз где-то на бескрайних просторах северных морей. Члены экипажа покинули судно, и теперь оно одиноко возвышается в безбрежной ледяной пустыне. Обдуваемое холодными северными ветрами оно ждёт весны и оттепели.
В моём случае приход весны не помог. Я ощущала всё то же запустение на том месте, где раньше билось сердце. Я уже почти свыклась с мыслью, что все мои чувства, наверное, навсегда остались там, в Москве, похороненные под пеплом сожжённых книг в кабинете Кирилла.
Когда я приехала в Нью Йорк в сентябре прошлого года, я пребывала в таком оцепенении, что своим безразличным и хмурым видом напугала жизнерадостную подругу. Путешествие само по себе выдалось не из лёгких. По совету Веры мне пришлось улететь в США не из Москвы, но сперва долететь до Санкт Петербурга, оттуда в Европу, а уже там купить билет до Нью Йорка. Вера предполагала, что Кирилл не оставит меня в покое, особенно после того, что я натворила. Он будет пытаться вернуть свою рукопись, будет меня искать. Поэтому она предложила сперва затеряться в каком-нибудь европейском городе, а уже потом, через пару дней, лететь дальше.
Я была ей очень благодарна, за то, что она меня направляла, так как сама я никак не могла взять себя в руки. В моей голове проносилось множество различных, противоречащих друг другу мыслей. Сначала мне хотелось остаться в Москве, подстеречь Кирилла где-то в тёмном переулке и напасть на него сзади. Подлое нападение исподтишка давало мне небольшой шанс одержать победу в открытом противостоянии. Мне нравилось представлять, как я душу его, ударяю ножом или стреляю из пистолета. Казалось, что пока он жив, я не могу вернуть контроль над своей жизнью, не могу спать спокойно. В эти моменты я будто сходила с ума. Раньше я никогда не наблюдала у себя и намёка на жестокость, а теперь, подобно Декстеру из одноимённого сериала, с жадностью вынашивала планы кровавой мести.
Однако в Москве я не могла остаться. Я знала, что совершила преступление — поджог, и полиция, возможно, уже ищет меня. Даже если Кирилл, по какой-то непонятной причине, не рассказал следователям обо мне, они могли посмотреть видео с камер наблюдения, которыми щедро был напичкан фешенебельный жилой комплекс.
Мне просто необходимо было скрыться, при этом не оставив никакого следа. Мы с Лией уже два года не виделись, и никто бы не подумал, что мы всё ещё поддерживаем активную связь. Я предусмотрительно забрала из квартиры свой ноутбук, паспорт и некоторые другие документы. Всем должно было казаться, что я исчезла где-то на просторах Италии. Я со злорадством думала о том, что Кирилл сам подготовил мне почву для побега, сделав несколько виз для нашего совместного путешествия. Однако полностью насладиться победой я не могла. Всё же, я была в бегах.
Поначалу мне постоянно казалось, что Кирилл вот-вот настигнет меня. Я почти не могла спать — всё время просыпалась посреди ночи, любой резкий шум заставлял меня подпрыгивать. А если в толпе людей в аэропорту я видела высокого широкоплечего мужчину с тёмными волнистыми волосами, то к горлу подкатывала тошнота. Мне хотелось, чтобы всё это безумие наконец-то прекратилось, но образ Кирилла преследовал меня во всех городах, где бы я не оказалась.
Иногда я настолько уставала от этого мнимого преследования, что почти жалела о своём спонтанном решении сжечь его кабинет. Может быть, можно было всё решить по-человечески, путём общения? Было бы гораздо легче спокойно уехать, не опасаясь полиции или мести Кирилла… Но я понимала, что если бы тогда не дала выход своим эмоциям, то теперь мне было бы во сто крат хуже. Тот огонь будто выжег огромную точку в наших отношениях. Сама бы я никогда не смогла распрощаться с писателем при личной встрече. Он всегда имел надо мной какую-то сверхъестественную власть, и я знала, что стоит мне его увидеть, то он снова сможет подчинить меня, запугать, заставить ненавидеть себя. Нет, я не доверяла себе, а ему доверяла ещё меньше.
Когда я, наконец-то, добралась до Нью Йорка, Лия встретила меня в аэропорту. Свой телефон я выбросила в Санкт Петербурге и купила новый. В новом у меня было всего три контакта — моя мама, Вера и Лия. Мама думала, что я переехала в Санкт Петербург, и теперь обустраиваю свою жизнь там. Вера сама попросила меня не говорить ей моё конечное место назначения. «Так надёжнее» — сказала она. Да, Вера как никто понимала, через что я прохожу.
Лия тоже старалась понять мою тоску. Она искренне подбадривала меня, окружила всей возможной заботой. Ей казалось, что я будто не рассталась с парнем, а похоронила его. Я дала Лие прочитать рукопись Кирилла, после чего она на полном серьёзе предложила нанять киллера. Сказала, что знает тут в Нью Йорке кое-кого из русских бандитов. Лия умела предложить что-то провокационное с самым невинным видом, так что оставалось лишь гадать, насколько далеко готова зайти эта милая блондинка.
Постепенно страсти, бушевавшие в моей душе, подобно тине в реке, взволнованной чьим-то неосторожным веслом, начинали укладываться. Я запрещала себе чувствовать, запирая воспоминания глубоко внутри. Пыталась жить настоящим моментом, питая душу сиюминутными радостями и удовольствиями, но в итоге они всегда оказывались слишком пресными и совсем не насыщали.
Лия помогла мне устроиться преподавателем русского языка в Нью Йоркский университет, где мне любезно согласились предоставить рабочую визу. Теперь я — полноправный житель Нью Йорка, с работой, жильём и новыми знакомыми. Все в этом городе озабочены поиском своего места в мире. Теперь и я начинаю новую жизнь в Большом Яблоке.
Мне нравится, что никто вокруг меня не знает. Я свободна от прошлого, по крайней мере, если сама не разрешаю воспоминаньям возвращаться. Наверное, многие люди живут вот так, с ранами в душе, и, со временем, они затягиваются, оставляя после себя лишь уродливые рубцы, которые можно легко скрыть под маской веселья и беззаботности. Можно покрыть их временными радостями, залатать рабочими заботами и повседневными делами. Главное — не подавать вид, что у тебя внутри что-то болит, и со временем, ты свыкаешься со своим грузом. Тащить его оказывается уже привычно. Ты как улитка несёшь свою раковину и уже не замечаешь её тяжести. Так и я, работая по-американски, по пятьдесят или шестьдесят часов в неделю, через несколько месяцев свыклась со своими ранами и перестала обращать на них внимание. И лишь порой, пробегая взглядом по толпе заспанных людей в метро, я случайно замечала силуэт высокого темноволосого мужчины с татуировками, и тогда боль вновь накатывала на меня всей тяжестью асфальтоукладочной машины.